Зачем Венгрия расшатывает евроатлантическую солидарность

Скандалы между Украиной и Венгрией стали главным провалом 2018 года. По крайней мере, так считают эксперты «Украинской призмы», подводя прошлогодние внешнеполитические итоги.

Возможно, для кого-то украинско-венгерские скандалы стали неожиданностью.

При том, что современная политика Венгрии мало в чем отличается от политики, осуществляемой ею в предыдущие годы.

К сожалению, в Киеве многие годы невнимательно и недостаточно глубоко относились не только к отношениям с Венгрией, но и даже игнорируя ситуацию, складывающуюся на Закарпатье. В Будапеште такой невнимательностью Киева пользовались, вынашивая собственные реваншисткие планы на Закарпатье. Расчет на то, что Киев не увидит, не узнает, прозевает – стал одним из элементов деструктивного венгерского сценария, который в прошлом году был сорван.   Что вполне можно было бы отнести к позитивам, если конечно, сосредотачиваться не только на негативах. На фоне прошлогоднего межгосударственного украинско-венгерского провала, который всего лишь развенчал былые иллюзии.  

Есть претензии, от которых Венгрия не откажется в любом случае.

В том числе, ради собственных национал-реваншистских амбиций, пренебрегая даже евроатлантической солидарностью.

 Но зачем Венгрия расшатывает евроатлантическую солидарность?

 Во-первых, Венгрия пытается подобным специфическим образом повысить собственную значимость.

В НАТО каждая страна-участница выполняет строго отведенные ей функции, внося собственный вклад в обеспечение коллективной безопасности. Роль каждой страны в Альянсе является уникальной, но не соразмерной друг другу. Одни страны – вносят бОльший вклад, а есть страны, роль которых скромнее. В любом случае, все это очень относительно. Особенно, когда речь заходит об обеспечении общей безопасности. Каждая страна защищает Альянс от тех или иных угроз, без любой из стран Альянс стал бы более уязвимым. В этой связи является закономерным, что в НАТО действует принцип равноправия (и это не только формальность!), но и принцип консенсуса в принятии решений.

Роль каждой страны в обеспечении коллективной безопасности является критерием в распределении трастовых фондов. Там, где наибольшие угрозы, должны быть сосредоточены наибольшие ресурсы. Это зависит и от ситуации в Альянсе, который уверенно развивается, и от международной ситуации, которая под влиянием разных факторов меняется. Причем меняется стремительно.  Современная ситуация в Европе например, существенно отличается от той ситуации, которая была на момент вступления Венгрии в НАТО.

К 2002 году по Венгрии и Польше проходила восточная граница НАТО. Кроме того, на тот момент было много неопределенности в развитии ситуации на Балканах (и это было одной из основных сфер ответственности Венгрии).

Но сейчас безпекова ситуація в Европе другая.

Основные угрозы безопасности НАТО – в Черноморском и Балтийском регионах.

Поворотным моментом стала Революция достоинства 2013\2014 годов в Украине.

Украина резко ускорила продвижение в ЕС и НАТО. Как результат, это привело к конфликту с Россией. Агрессия РФ против суверенитета и территориальной целостности Украины актуализировало проблему эффективного сдерживания России. И это проблема не только Украины, а всего альянса НАТО.

Сейчас именно Украина, а не Польша с Венгрией, защищают восточный фронт НАТО. Соответственно, для укрепления обороноспособности и безопасности Украины должны быть перераспределены трастовые фонды НАТО.

Между прочим, в современных условиях существенно снизилось не только значение Венгрии. «Вышеградская четверка» вообще исчерпала свое значение.

Так что, Венгрия, пытаясь накладывать вето в Комиссии «Украина-НАТО», думает сугубо о собственных меркантильных интересах. Даже в ущерб общей европейской коллективной безопасности. Отчасти это неспособность адаптироваться к новым изменившимся условиям, а также неумение найти себя в новых условиях.

 

Во-вторых, Венгрия в сложившихся условиях пытается себя выгодно «перепродать», лавируя между разными влиятельными игроками. Между США, ЕС и Россией, а также заигрывая с Турцией и Китаем.

Перед США – Будапешт пытается продать свои возможности влияния на Германию (и Францию). К тому же, Орбан заинтересован дистанцироваться от клише пророссийского. Если бы ему удалось подружиться с Трампом, но…

Может, Орбан и хотел бы подружиться с Трампом. Но к чему подобная компрометация для Трампа? 

Тем более, что у Орбана нет достаточных возможностей, которые могли бы заинтересовать Трампа. К тому же, «венгерские возможности» влияния на Меркель тоже явно недостаточны.

Может быть, Трампу и выгодно сделать Меркель более послушной. Но уж точно не в интересах США расшатывать при этом единство Европы. США хотели бы сделать Европу более послушной, но главное – более единой. Политика Орбана, направленная на расшатывание единства Европы, противоречит интересам США. Тем более, Орбан позволяет себе шантаж в вопросах безопасности (крайне недопустимо, с точки зрения интересов США), а также не скрывает территориальных претензий по отношению ко всем своим соседям. Прежде всего, по отношению к Украине, находящейся в авангарде борьбы в защиту евроатлантических ценностей.

Перед Россией – Будапешт пытается выгодно продать свою «строптивость» по отношению к Брюсселю. Но эту «российскую поддержку» Будапешт сразу же пытается переконвертировать в двусторонних торгах с Брюсселем.  

Орбан явно недоволен, тем местом, которое занимает Венгрия в современной Европе. И пытается повысить роль Венгрии при помощи подобного рода политических манипуляций. Хотя на практике степень влиятельности зависит от уровня развития экономики.

Если же пытаться поднять международный вес сугубо за счет политики, это, прежде всего, раздует национал-шовинистские амбиции и больше вероятности, что приведет или к периодическим скандалам (как с Брюсселем), или же к игнорированию (как с Вашингтоном).

Единственно, с кем у Венгрии удается достигать взаимопонимания – это с Россией.

Москва и Будапешт имеют много общего.

Во-первых, и российская, и венгерская политика по своей сути являются антиевропейскими. К тому же, с завышенными национал-амбициями. У РФ – имперские амбиции, у Венгрии – национал-реваншизм.

Используя венгров, Россия пытается расшатывать внутренние единство ЕС и НАТО, обкатывает собственные технологии, ищет пути влияния на европейскую политику (например, по вопросу антироссийских санкций). Но прежде всего, Россия использует Венгрию как дополнительный фактор влияния против Украины. В том числе, для сдерживания евроатлантической интеграции Украины.

 Отдельный вопрос: насколько Венгрия могла бы быть интересна Турции и Китаю?

Орбана, в связи с его авторитарной политикой, иногда сравнивают с турецким лидером Эрдоганом.

Но ключевое различие в том, что Турция, хотя и периодически вступает в политические разногласия с Брюсселем, но не проводит антиевропейскую политику.

Основной интерес Турции – возрождение неоосманского влияния. Прежде всего, это вступает в конфликт интересов с влиятельными игроками на Ближнем Востоке. На этом фоне Турция меньше всего заинтересована в каких-либо конфликтах, спорах или разногласиях с Европой. Скорее даже наоборот, Турция заинтересована в развитии сотрудничества с Европой, заинтересована в единой и успешной Европе. Тем более, что это гарантия экономического развития и успеха Турции.  Эрдоган в гораздо большей степени нуждается в поддержке на Ближнем Востоке.

Китай тоже заинтересован в единстве Европы. В частности, Пекин заинтересован в успехах Евросоюза, а также в продвижении и расширении евроинтеграции. И тем более, Китай крайне не заинтересован в любых попытках дестабилизации, передела сфер влияния и построении искусственных разделительных линий в Европе.

 ….В общем, переоценивать попытки Венгрии заблокировать (расшатывать) евроатлантическую интеграцию не следует. Предпосылок для этого нет. Нет также интереса у наиболее влиятельных мировых держав. Венгрия не сможет заблокировать евроатлантическую интеграцию Украины. Есть вероятность, что Украина вступит в НАТО.

Вместе с тем, поведение Венгрии недооценивать все-таки не стоит. Это показатель, что сегодняшнее венгерское вето – это проблема не только для Украины, но прежде всего, для всего Альянса, который нуждается в укреплении внутренней трансатлантической солидарности.